Секунду-другую он молча стоит у моей койки.

— Я буду рядом. Зови, если чего-нибудь захочешь. Я что угодно для тебя добуду.

— Хорошо.

Тодд кивает, поджав губы. И еще раз.

А потом уходит.

Какое-то время я просто сижу, прислушиваясь к Рёву армии за стенкой и сердитым голосам мэра, госпожи Койл. Симоны. Брэдли и Ли.

Тодда не слышно.

[Тодд]

Брэдли громко вздыхает. Такое чувство, что мы провели у костра — ссорясь, препираясь и дрожа от холода — несколько часов.

— Ну, договорились? Сначала предложим немедленное прекращение атак с обеих сторон, затем решим вопрос с рекой и начнем создавать заделы на будущее.

— Отлично, — бодро кивает мэр. Он как бутто и вовсе не устал.

— Я тоже согласна, — говорит госпожа Койл, тяжело поднимаясь на ноги. — Скоро утро. Нам пора возвращаться в лагерь.

— Возвращаться? — не понимаю я.

— Люди на холме хотят знать, что происходит, Тодд, — поясняет она. — К тому же надо попросить Уилфа привести сюда коня для Виолы: пешком подняться на холм она точно не сможет. С такой-то температурой!

Я оглядываюсь на корабль-разведчик. Надеюсь, Виола хотя бы спит и к утру ей немного полегчает.

Соврала она мне или нет?

— Ответьте честно, как ее здоровье? — спрашиваю я госпожу Койл, тоже вставая. — Очень плохо?

Та долго-долго смотрит на меня… И наконец отвечает:

— Да, Тодд. Надеюсь, все присутствующие делают все возможное для ее спасения.

С этими словами она разворачивается и уходит. Я перевожу взгляд на мэра: тот смотрит в спину госпоже Койл.

— Ты волнуешься за Виолу, — говорит он. — Согласен, выглядит она неважно.

— Если с ней что-то случится из-за клейма, — тихо и решительно говорю я, — клянусь богом…

Мэр поднимает руку.

— Знаю, Тодд, и ничуть в этом не сомневаюсь. — Опять у него до жути искренний тон. — Я велю ученым и врачам удвоить усилия. Не переживай, я не позволю, чтобы с ней случилась беда.

— Я тоже, — говорит Брэдли, услышав наш разговор. — Виола — очень сильная девочка, Тодд. Если она думает, что ей хватит сил подняться завтра на холм, мы должны верить. А в обиду я ее не дам, это точно. — По его Шуму видно, что он говорит чистую правду. — Мне теперь тоже надо раздобыть лошадь, — со вздохом добавляет Брэдли. А в Шуме взволнованное: еще бы научиться ездить верхом.

— Я попрошу Ангаррад тебя отвезти, — говорю я, переводя взгляд на свою лошадку — та жует сено. — Она за вами обоими присмотрит.

Брэдли улыбается:

— Знаешь, Виола однажды сказала, что если на этой планете и можно кому-то доверять, так это тебе.

Я тут же краснею:

— Типа того…

Он крепко, добродушно хлопает меня по плечу:

— Мы прилетим на рассвете. И, глядишь, уже завтра здесь будет мир. — Брэдли подмигивает. — Может, тогда ты научишь меня глушить мысли.

Он, Ли, Симона и госпожа Койл возвращаются на корабль. Телега остается на площади: ее потом заберет Уилф. Голос Брэдли из динамиков просит всех разойтись. Солдаты освобождают взлетную площадку, и корабль медленно поднимается в воздух.

Не успевает он пролететь и половины пути, как над площадью раздается торжественное обращение мэра.

— Господа! — кричит он. Его голос проникает в головы стоящих рядом солдат и эхом разносится дальше. — Докладываю: мы ПОБЕДИЛИ!

И еще очень, очень долго над площадью гремят ликующие вопли толпы.

[Виола]

Я просыпаюсь от толчка: корабль сел на вершину холма. Люк медленно открывается…

И вот уже госпожа Койл кричит собравшейся внизу толпе:

? Мы ПОБЕДИЛИ!

Даже сквозь толстые стены корабля я слышу всеобщее ликование.

— Нехорошо это, — говорит Ли. и я вижу в его Шуме такую картинку: госпожа Койл воздевает руки к небу, а потом люди подхватывают ее на плечи и несут сквозь толпу.

— Подозреваю, примерно так все и выглядит, — хихикаю я и тут же захожусь в кашле.

Дверь открывается, в палату входят Брэдли и Симона.

— Вы пропустили торжественный момент, — язвительно замечает Брэдли.

— Брось, она его заслужила, — пытается усовестить его Симона. — Что ни говори, госпожа Койл во многом достойна восхищения.

Я хочу ответить, но меня тут же разбирает кашель. Приступ такой сильный, что Брэдли достает из аптечки специальный компресс и накладывает мне на горло. Приятная прохлада сразу снимает приступ, и несколько секунд я медленно вдыхаю целебные пары.

— Ну, что будем делать? — спрашиваю я. — Сколько у нас времени?

— Пара часов, — отвечает Брэдли. — Скоро мы вернемся в город. Симона организует трансляцию с зондов здесь и на площади, а потом будет держать корабль в воздухе на протяжении всей встречи, сколько бы она ни продлилась.

— Я буду неотрывно за вами следить, — кивает Симона. — За обоими.

— Приятно знать, — тихо и тепло отвечает Брэдли, а потом обращается ко мне: — Уилф отведет в город Желудя, а для меня Тодд приготовит Ангаррад.

Я улыбаюсь:

— Правда?

Брэдли тоже улыбается:

— Насколько я понимаю, мне оказано большое доверие?

— Значит, он всей душой верит, что ты вернешься.

На трапе раздаются шаги двух человек, сопровождаемые ликующими криками людей — впрочем, вопли уже заметно поутихли.

— Это неприемлемо, госпожа Койл, — сердито заявляет Иван, входя в палату следом за целительницей.

— С чего ты взял, что твои представления о приемлемом и неприемлемом кого-то волнуют? — отрезает она таким тоном, который обычно усмиряет даже самых отчаянных наглецов.

Но не Ивана.

— Я говорю от имени народа.

— Это я говорю от имени народа. Иван, не ты.

Он косится на нас с Брэдли:

— Вы хотите отправить девчонку и Гуманиста на встречу с врагом, который может раздавить нас одним пальцем! По-моему, это не лучшие кандидаты, госпожа…

— Иногда народ сам не знает своего блага. Порой людей приходится вразумлять. Для этого и нужны предводители, а вовсе не для слепого потакания каждой прихоти толпы!

— Надеюсь, вы правы, госпожа Койл. Иначе вам же будет хуже.

Он еще раз обводит нас взглядом напоследок и уходит.

— Все нормально? — спрашивает Симона.

— Да, да… — рассеянно отвечает госпожа Койл. думая о чем-то своем.

— Опять закричали. — говорит Ли.

В самом деле, толпа снова встречает кого-то радостными воплями.

Но не госпожу Койл.

[Тодд]

Жеребенок, говорит Ангаррад, тычась в меня мордой. А потом отвечает: Хорошо, жеребенок.

— Это ради нее. Если что-то случится, он должен вынести ее оттуда — хоть на руках, понимаешь?

Жеребенок, повторяет она, снова прижимаясь ко мне мордой.

— Ты точно сможешь, милая? Ты поправилась? Если нет, я никуда тебя не пущу…

Тодд, говорит Ангаррад. Ради Тодда.

К горлу подступает тошнота, и мне приходится пару раз сглотнуть слюну, чтобы выдавить:

— Спасибо, милая.

Я пытаюсь не думать о том, что случилось, когда я по-следний раз просил своего питомца погеройствовать.

— Ты удивительный юноша, знаешь об этом? — раздается голос за моей спиной.

Я вздыхаю. Опять этот!…

— Я просто разговариваю со своей лошадью, что тут удивительного?

— Нет, Тодд, — говорит мэр, выходя из палатки. — Я давно хотел сказать тебе несколько вещей и очень прошу меня выслушать, пока этот мир не изменился.

— Мир все время меняется. — Я начинаю надевать на Ангаррад сбрую. — По крайней мере, для меня.

— Послушай, Тодд, — ужасно серьезно произносит он. — Я хотел сказать, что за последнее время проникся к тебе большим уважением. Да, ты храбро сражался со мной плечом к плечу и всегда, в любой беде, оказывался точно там, где был нужен, но это еще не все: ты бросался на помощь даже тогда, когда никто другой не осмеливался, ты взял и выиграл эту войну, когда остальные уже готовы были потерять голову от страха.